thesweatercolourgreen

Я люблю, люблю Олешу. Я его читать не могу, у меня глаза закрываются от удовольствия. Олеша поразил меня с самого начала. С первой же страницы «Зависти»:

«Он гол до пояса, в трикотажных кальсонаx, застегнутых на одну пуговицу посередине живота. Голубой и розовый мир комнаты ходит кругом в перламутровом объективе пуговицы. Когда он ложится на циновку спиной и начинает поднимать поочередно ноги, пуговица не выдерживает. Открывается пах. Пах его великолепен. Нежная подпалина. Заповедный уголок. Пах производителя. Вот такой же замшевой матовости пах видел я у антилопы-самца».

Нежная подпалина. Как? Как это можно теперь забыть? Эти слова меня без ножа режут.

«Вы прошумели мимо меня, как ветвь, полная цветов и листьев».

Мое самое любимое – образ Вали. («От бега платье ее пришло в беспорядок, открылось, и я увидел: еще не вся она покрылась загаром, на груди у нее увидел я голубую рогатку вены»). Это так тонко, так чувственно. Еще не вся она покрылась загаром. Голубая рогатка вены. Нежно. Кожа, не тронутая загаром, открывается, как сокровенное, как чудо, как чудесная тайна. Меня это ранит. Мне хочется положить ладонь на грудь, пальцами на ключицы. Не медленно положить, не мягко. Резко, будто от боли, будто рукой хочу успокоить боль. Красота меня ранит. 

(При этом Олеша быстро выдыхается - вторая части «Зависти» уже не та, совсем не та, к большому сожалению.)